Накануне четвертой истории боцмана Катрама все члены экипажа были ни живы ни мертвы. Матросы были напуганы заупокойными легендами старика и то дрожали от каждого шороха из трюма, помня о призраках «Вельзевула», то бледнели, если какой-нибудь корабль появлялся на горизонте, словно это был «Летучий голландец», то вздрагивали всякий раз, как волна ударяла о борт, думая, что слышат колокол англичанина.
Эти легенды сильно подействовали на их воображение, и, если бы папаша Катрам продолжал в том же духе, очень возможно, что и в самом деле никто бы не остался на борту, едва корабль добрался бы до ближайшего порта.
В тот вечер папаша Катрам долго оставался один, сидя на своем бочонке, но это его, похоже, не беспокоило. Наконец он достал из кармана широкий лист бумаги, взял кусок угля и нацарапал несколько строк горбатыми и хромыми буквами, после чего прилепил этот лист наподобие афиши, с правой стороны на фок-мачту.
Сделав это, он вернулся на свой бочонок, устроился поудобнее, скрестив ноги, как турок, и, раскурив свою старую трубку, принялся преспокойно дымить, глядя задумчиво вдаль.
Мы заметили этот странный маневр старика и, движимые неодолимым любопытством, подошли к мачте, чтобы посмотреть, что написано на листе. Не сразу нам удалось расшифровать эти каракули, поскольку боцман Катрам писал, как настоящий моряк, то есть так же, как курица лапой. Но в конце концов нам с немалым трудом удалось прочесть этот текст. И вот что гласила афиша:
«Как с помощью креста Соломона боцман Катрам сделался правителем острова!»
— Что бы это значило? — спросил наш марсовый, сбивая берет на затылок.
— Черт побери! — сказал капитан. — Это не иначе как название сегодняшней истории.
— Как! Наш папаша Катрам был правителем острова?.. -воскликнули мы вне себя от изумления.
— Он сам так говорит.
— Но что же это за история?
— И причем тут крест Соломона!
— Наверное, папаша Катрам просто спятил!
— Это англичанин тащил его ночью за ноги, и от страха у него помутилось в голове.
— Тихо! — прервал эти шуточки капитан. — Не судите о людях, не выяснив прежде факты. Пойдемте послушаем историю старого волка, а потом уж решим.
Когда папаша Катрам увидел, что все подходят и рассаживаются вокруг его бочонка, он посмотрел на нас с улыбкой удовлетворения и весело потер себе руки. Без сомнения, он был горд, что поставил на своем и нашел столь оригинальный способ собрать нас снова вокруг себя.
— Твоя афиша, Катрам, обещает нам поистине удивительную историю, — сказал капитан. — И, кажется, на этот раз там не будет ни кораблей-призраков, ни мертвецов, которые звонят в колокол. Если ты сегодня развеселишь нас, обещаю тебе не одну, а шесть бутылок твоего любимого вина, и такого, которое доставит тебе райское блаженство.
— Я буду веселым, — ответил боцман с сардонической улыбкой. — Будьте уверены.
— Значит, никаких легенд сегодня вечером?
— Легенды всегда входят в мои рассказы.
Капитан сделал недовольную гримасу, но папаша Катрам успокоил его:
— Если бы эта история плохо кончилась, меня бы здесь не было, и я бы не смог рассказать вам ее. Речь пойдет обо мне самом, и, хотя мне грозила немалая опасность — меня едва не насадили на вертел, как козленка, — она не страшная, раз я сейчас тут среди вас.
— Тогда начинай поживее, старина.
— Смерч!.. — воскликнул боцман Катрам. — Вот ужасное бедствие, от которого волосы дыбом встают у самых старых и отчаянных моряков, от которого бледнеют самые бесстрашные капитаны и падают в обморок пассажиры, которые решились пересечь океан!.. Кто из нас не дрожал от страха, когда приближаются эти гигантские столбы крутящейся вихрем воды, эта адская сила, сметающая все на своем пути, опрокидывающая самые большие корабли. Кто не…
— Эгей! Папаша Катрам! — прервал его капитан. — Какая связь между смерчем и крестом Соломона, твоим царством и твоим вертелом?
— Немного терпения, сударь.
— Тогда оставь в покое морские смерчи и продолжай. Все мы с ними знакомы, черт возьми!
— Вы, наверное, слышали о страшном крушении «Альберта» в Тихом океане лет двадцать назад, на 14 градусе южной широты и 174 градусе восточной долготы.
— Я слышал об этом, когда еще был мальчишкой, — ответил капитан. — Его опрокинул морской смерч и сразу пустил на дно.
— А знаете, по какой причине он погиб?
— Нет! — воскликнули мы.
— Из-за креста Соломона, из-за того, что боцман на борту не успел его сделать.
— О! — воскликнули матросы, придвигаясь поближе к нему, в то время как капитан уже заранее улыбался.
— Выслушайте, а потом уж судите, — добавил боцман Катрам, надменно взглянув на него и, прежде чем начать новый рассказ, задумчиво пососал свою трубку.
— Как вы, наверное, уже догадались, я был в составе экипажа «Альберта», большого парусника, который плавал под английским флагом в те годы и который был предназначен для перевозки эмигрантов из Китая в Калифорнию.
Четыре раза уже с запада на восток и с востока на запад мы пересекли Великий океан, и он действительно оказался тихим, поскольку ничего плохого за все это время с нами не случилось. Но во время пятого путешествия, вблизи архипелага Самоа разразился ужасный ураган, который погнал нас к берегу.
Боролись мы отчаянно, зная, что населены эти острова отнюдь не добрыми христианами, а шоколадного цвета каннибалами, которые имеют дурную привычку насаживать на вертел тех несчастных, которых их добрый отец-океан выбрасывает на берег. Увы, все наши усилия были напрасны. Корабль качался, как пьяный матрос, переваливался с правого борта на левый, мачты скрипели, как будто вот-вот переломятся, и морская вода уже просочилась в трюм.
Мы могли еще чуть-чуть продержаться, в надежде, что шторм утихнет, но дьявол решил все же нас доконать. В четыре часа пополудни под массой облаков, что плотно нависли над нами, образовалось нечто вроде конуса. Море под ним то вздымалось на страшную высоту, то снова опадало, образуя огромную воронку, и опять вздымалось, словно движимое безумным желанием достать нависшие над ним облака.
Эта страшная игра продолжалась с четверть часа, когда наконец море и небо соединились. И образовался смерч, гигантский смерч! Это была колонна размером с остров, чудовищный штопор из ураганного ветра и вихрем крутящейся с ним воды. И смерч этот несся прямо на нас.
Папаша Катрам остановился, чтобы перевести дух и опрокинуть еще стакан кипрского. Затем он пристально посмотрел на нас и резко спросил:
— Вы верите в силу креста Соломона?
— Да, — ответили одни.
— Нет, — сказали другие.
Капитан же только пожал плечами и насмешливо улыбнулся.
— Тогда я скажу тем, кто не верит, что они просто никогда не встречались со смерчем и не пробовали его остановить. Если бы они сделали крест Соломона, то увидели бы, как страшный столб воды разбился бы в один миг, — категорическим тоном сказал Катрам. — Вы думаете, наши старики не знали, что делают, когда прибегали к этому испытанному средству? Разве кто-нибудь нашел какое-то другое, хоть одно? Нет? Вот то-то же! Тут нужен крест Соломона, это я вам говорю, папаша Катрам!
Я видел, как его делали не раз и не два, и всегда смерч разбивался прежде, чем достигал корабля, или же поворачивал и уходил в море. Достаточно было самому старому матросу на борту начертить магический крест на румпеле или на корме, как крутящийся столб распадался.
Но довольно об этом. Продолжим рассказ, или он не кончится до завтрашнего утра. Так вот, смерч приближался с невероятной быстротой, и не было возможности уйти от него. Только крест Соломона еще мог бы нас выручить.
Наш боцман, старик, не знаю, сколько лет ему было, несмотря на свой патриарший возраст, быстро побежал, прямо-таки полетел на корму, зажимая в руке кусок мела. Но в этом несчастном плавании все силы ада сошлись против нас — бедный боцман споткнулся, упал и разбил себе голову.
В ту же минуту смерч, не остановленный магической силой креста, обрушился на корабль, закружил его и поднял нас в воздух. Сколько бы я не старался передать вам то, что я видел и испытал в тот момент, я бы все равно никогда не смог этого сделать. Я слышал жуткий треск ломающегося дерева, хлопанье рвущихся парусов и страшный свист, и дикий рев; я видел, как судно кружится между небом и морем, посреди огромного водяного столба; я чувствовал, как какая-то неодолимая сила отрывает меня от палубы и куда-то уносит.
Сам не знаю как, я оказался под волнами. Когда же я снова всплыл, то не увидел ни смерча, ни нашего судна, ни своих товарищей — ни одного из них. Вокруг меня плавали, еще кружась и сталкиваясь, обломки мачт и куски снастей. Позднее, через год или два, я с радостью узнал, что нескольким моим товарищам тогда чудом удалось спастись, и среди них и тому несчастному боцману, который стал невольной причиной гибели «Альберта». Ах, если бы этот недотепа не поспешил в тот момент, я, может, и сейчас еще плавал бы на борту того чудесного парусника и, кто знает, может, получал бы на нем значительно больше.
Папаша Катрам вздохнул, как кузнечный мех, что развеселило всю аудиторию, храбро опустошил полбутылки, которую юнга протянул ему, вытер губы тыльной стороной ладони и продолжал рассказ.
— Признаюсь, я был в великом страхе, оказавшись один посреди огромного океана, во власти волн, которые к тому же влили в меня столько соленой воды, что в моем брюхе можно было солить селедку. Еще ужаснее была мысль, что на меня могут напасть акулы. Но я не хотел умирать, не поборовшись с волнами за свою жизнь, и бился, барахтался, как дьявол в святой воде.
Побарахтавшись так с полчаса, швыряемый волнами то вперед, то назад, то из стороны в сторону, я наткнулся наконец на большой обломок мачты с нашего «Альберта». Поскольку я уже выбивался из сил, он пришелся как нельзя более кстати. Растянувшись на нем, я крепко заснул, и меня не разбудил бы, наверное, даже пушечный выстрел.
Представьте же мое удивление, когда, открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь не на этом обломке и не в открытом океане, а покоюсь на мягкой свежей траве, в тени каких-то деревьев с огромными листьями длиной больше метра. Не знаю, что это были за деревья, кокосы или что там еще, да это сейчас и не важно.
Я поднялся и сел, думая, что все еще сплю, и тут заметил, что я не один, а окружен тридцатью или сорока голыми туземцами цвета перца и шоколада, голыми, как наш прародитель Адам. Хотя нет, не совсем, поскольку у каждого из них имелось кольцо, продетое в носу, а на голове два или три пера райской птицы. Никакой другой одеждой эти джентльмены не обременяли себя.
Увидя, что я еще жив, они от радости разинули рты, такие огромные и зубастые, что я почувствовал невольное содрогание. Казалось, у каждого из них распахнулось сразу полголовы и показалось два ряда таких отменных зубов, что им позавидовали бы и нильские крокодилы. Они смеялись и ликовали, хлопая себя обеими руками по животу, и терлись друг о друга носами.
Меня колотило, как в лихорадке, и немудрено, я ведь прекрасно знал, что эти так легко одетые и такие веселые господа имеют дурную привычку поедать потерпевших крушение моряков. Мне казалось, что я уже чувствую, как меня бросают в огромную кастрюлю с кипящим зеленым соусом или как сквозь мое тело продевают огромный вертел.
О как я проклинал в этот момент нашего неуклюжего боцмана, единственную причину всех моих несчастий. Ведь если бы этот благословенный крест…
— Остальное мы знаем, папаша Катрам, — прервал капитан. — Оставь в покое крест и продолжай: мне любопытно знать, чем все закончилось.
— Да, да, так на чем я остановился?.. — сказал боцман. -Страх мой длился, однако, недолго. С удивлением я увидел, что эти дикари, которые на первый взгляд показались мне страшными людоедами, с великим почтением относятся ко мне. Одни растирали мне руки и ноги, другие заботливо обмахивали меня опахалами из пальмовых листьев, третьи предлагали мне фрукты или нежно терлись о мой нос в знак дружбы, как принято у островитян Тихого океана.
Заметив, что я успокоился и повеселел, они знаками пригласили меня следовать за ними и привели в большую деревню, население которой с великой радостью сбежалось посмотреть на меня. Там мне возложили на голову корону из перьев, продели мне в нос кольцо и отвели наконец в удобную хижину, дав мне понять, что с этого часа я становлюсь их правителем. «Вот так штука, — подумал я. — Правитель острова! Когда еще так везло простому матросу!»
Однако позднее мне пришлось изменить свое мнение. У меня и сейчас еще мороз продирает по коже, как подумаю об этом. Но не будем отвлекаться.
Вот так я и стал правителем этого острова, по причине все того же несчастного креста. Мои подданные из кожи лезли, чтобы угодить мне, снабжая самыми лакомыми дарами земли и моря. Каждое утро в мою хижину приносили роскошных устриц, омаров и рыбу разных сортов, жареных кур и поросят со всяческими аппетитными приправами, лакомые фрукты, кувшины с пальмовым вином. Представьте себе, мог ли папаша Катрам, который, как, впрочем, и все моряки, был изрядным обжорой, не воспользоваться этим даром небес! Я ел, как волк. Я съедал три завтрака утром, два обеда днем и три или четыре ужина на ночь. В общем, к концу месяца я так растолстел, что пришлось расширить дверь моего королевского жилища, и четыре раза переделывать парадную мантию, поднесенную мне моим народом.
Я стал бы толстым, как слон, или по крайней мере, как носорог, продолжай я такую блаженную жизнь. Но этому не суждено было случиться.
В одно прекрасное утро, или, точнее, в одно ужасное утро, я принимал по обыкновению своих придворных. То были шесть храбрых вождей, но и шесть искусных мастеров гастрономии, как мне вскоре стало известно. Я был в приподнятом настроении, думая, что они пришли поговорить со мной по делам, касающимся моего правления, или, может быть, речь пойдет даже о моем браке с какой-нибудь красавицей шоколадного цвета, чтобы династия не угасла вместе со мной, но они явились ко мне с какими-то подозрительными плотоядными лицами. Приблизившись, они долго с глубоким вниманием осматривали мои руки и ребра. При этом они заинтересованно обсуждали что-то на своем языке, которого я еще хорошенько не знал. Потом они отдали мне глубокий поклон и удалились.
Я остался в сомнении, не зная, что мог означать этот странный визит. В конце концов я остановился и на том, что моих подданных беспокоит мой плохой аппетит и они боятся, что я могу ослабеть, поскольку накануне я съел всего-то три завтрака, четыре обеда и пять ужинов. Но, увы, я ошибся, — и им суждено было стать последними!
Вечером, когда я решил перед сном проглотить еще парочку ужинов, вернулись те же шестеро в сопровождении придворного повара, и вновь подвергли меня еще одному тщательному осмотру. Когда же они с новыми и еще более почтительными поклонами покинули мою хижину, до меня донеслись таинственные слова: «Завтра, как договорились!..»
Тут я всерьез задумался. Зачем приходил придворный повар! Этот человек не входил в число приближенных, и это было грубейшим нарушением этикета. И потом, что они подразумевали под этим «завтра»? Слегка обеспокоившись, я отправился искать своего первого министра.
Я нашел его на кухне, занятого чисткой кастрюли, такой огромной, что там поместился бы целый бык! Можете вообразить себе мое удивление. С каких это пор мой первый министр стал замещать судомойку?
— Кара-Оло! — воскликнул я, сурово нахмурившись. — Что это такое? Это так-то вы занимаетесь государственными делами? Лопни мои глаза! Мой первый министр работает судомойкой! И вам не стыдно, ослиный хвост?
— Ваше величество, — сказал он вкрадчиво. — Я стараюсь, чтобы завтра все было готово к большому банкету. Нельзя ничего упустить.
— Банкету? — воскликнул я. — Что, мой народ собирается угостить меня обедом по национальному обычаю?
На этот раз сам Кара-Оло с удивлением посмотрел на меня.
— Но это же вы сами будете угощать свой народ! — вскричал он.
— Я!..
— Ну да, ваше величество, — наивно ответил мой первый министр. — Вы очень толстый, и я измеряю эту кастрюлю, чтобы убедиться, что вы поместитесь в ней!..
Только тут я все понял! Сожрать своего короля, Катрама Первого! Так вот почему они носили мне столько лакомств, так вот зачем так откармливали меня! Несколько мгновений я стоял, не дыша. Бьюсь об заклад, что в этот миг я был белым, как самая белая чайка, вся моя кровь застыла во мне.
Кое-как добрался я до своих апартаментов, мокрый с ног до головы от холодного пота. Не знаю, сколько часов просидел я обессиленный на своем троне, а когда пришел в себя, ночь уже кончалась, и в деревне царила абсолютная тишина. И тут я принял отчаянное решение.
Я взял черное перо и начертал довольно уверенной рукой на стене моего королевского жилища следующие слова:
«ОТРЕКАЮСЬ ОТ ТРОНА! СЪЕШЬТЕ ВМЕСТО МЕНЯ МОЕГО ПЕРВОГО МИНИСТРА! КАТРАМ ПЕРВЫЙ».
Отшвырнув подальше свою корону, я открыл свой матросский нож, который ревниво хранил как свое личное достояние, проскользнул в дверь, крадучись пересек лес и, добравшись до берега моря, поспешно столкнул в воду найденное здесь каноэ, покинув без сожалений свое островное царство и своих неблагодарных подданных.
Через восемь дней меня подобрало шедшее в Малайзию датское судно. Страх, что меня догонят и посадят в кастрюлю с зеленым соусом, а также строгий пост, которого я придерживался все восемь дней, уменьшили мои габариты очень существенно, доведя их до кожи и костей.
Представляю, как вытянулись бы носы моих подданных, доведись им встретить меня в этот момент.
— Итак, — сказал капитан, — из-за креста Соломона наш папаша Катрам стал правителем. Какая удача, черт побери!..
— Такая удача, — ответил боцман ворчливым тоном, — что я бы с удовольствием ее вам уступил.
— Я бы по крайней мере растолстел.
— Чтобы потом растолстели ваши подданные. Доброй ночи! А я возвращаюсь к себе.
— Одну минуту, Катрам!
— Слушаю вас, капитан.
— Вот тебе мой совет. Если увидишь морской смерч, не полагайся на крест Соломона, который придуман для суеверных глупцов, а вели лучше выпалить ему навстречу холостым зарядом из пушки. Достаточно одного выстрела, уверяю тебя. А теперь доброй ночи, Катрам Первый, он же и последний!
